ЗАПИСКИ НАИВНОГО ЧИТАТЕЛЯ

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КЛУБ «XL» 

16 апреля 2018 года, в 19 часов, 

творческий вечер (юбилей) 

выдающегося русского поэта 

ЕВГЕНИЯ АНТИПОВА 

Ведущий вечера поэт 

АЛЕКСЕЙ АХМАТОВ

Приглашаем вас по адресу: 

Ул. Звенигородская, дом 22. "Дом Писателя" 

Начало в 19.00 

ВХОД СВОБОДНЫЙ

- А как мы встретим Новый год? - с любопытством спросила она. - Не будет ли нам скучно?
- Вряд ли, - ответил он. - Во - первых, у нас полно отличной выпивки, а во - вторых, есть ещё и это... смотри...
Он показал ей небольшую коробочку.
- Сил-де-на-фил, - прочитала она по слогам, - что это? Неужели наркотик? Ты с ума сошёл!
- Да, это крутой наркотик, и принимать буду я один, - сказал он, усмехаясь. - Но думаю, дорогая, тебе очень понравится его действие!

Когда я учился в пятом классе, был пионером, и несколько раз спрашивал свою бабушку, верит ли она в Бога?
- Нет, - решительно отвечала она, - в Бога я не верю. Я верю в человечество!
Что это за вера? Я не понимал.

В тот день, зимой семьдесят первого года, я вернулся домой поздно.
- Где ты болтался? – спросил дед.
- Сегодня четверг, дедушка. Я был на станции юных техников. Мы строим железную дорогу.
- Тебя ждёт Виталик. Час уже, наверное, сидит.
Я вошёл в комнату. Мой друг поздоровался и тихо сказал:
- Уйдём отсюда, нужно поговорить, я бы не хотел, чтобы нас слышали.
Мы вышли на улицу, за калитку, и остановились. Было почти темно, нас освещали только бледная луна и слабый свет звёзд.
- Саша, - взволнованно сказал Виталик, - ты понимаешь, что через десять, ну, максимум, пятнадцать лет… мы точно будем жить при коммунизме?
Потом взглянул мне в лицо и спросил:
- Слушай, а ты готов жить при коммунизме?
- Не знаю. Я ещё об этом не думал… но, наверное, да… готов. А ты, Виталик?
- Я тоже готов. И знаю, каким нужно быть, чтобы жить при коммунизме. Главное - быть честным! И ещё – не жадным, уметь отдавать всё другим… понимаешь? Другим! Смотри, я дам тебе книжку, ночью прочтёшь, а завтра после уроков обсудим. Мне пора домой, тётя ждёт. Пока!
- До завтра!
Я вернулся в свою комнату и прочитал название книги: Иван Ефремов, «Лезвие бритвы».

- Саша, наш дом стоял в центре города возле Николаевской церкви. Его разбомбили во время войны. Отец умер, и мы стали сдавать комнаты заезжим еврейским коммерсантам. Название было, а как же? Гостиница «Бристоль»... не три комнаты, Нусим, а четыре. Ну, что ты споришь, четыре! Прислугу мы не держали, моя мама сама убирала, а я ей помогала. Нет, Саша, комсомолкой не была. Меня один раз пригласили на заседание подпольной ячейки, но мать мне запретила, и я не пошла. Вот слушай, что было, однажды я зашла в комнату, чтобы убрать, а жилец стал ко мне приставать. Как ты не понимаешь… Приставать! А я же была барышня, взяла, и ударила его по лицу... попала прямо в нос! У него пошла кровь. И тут на пороге появляется моя мать.
«Мадам, - сказал он, - какая ваша дочь жестокая. Посмотрите, что она сделала».
А мама ему: «Вы, наверное, с моей дочерью себя некорректно вели». Она дала ему платок, и мы ушли. Нусим, ты что, ещё не топил? Очень холодно. Гиб мир а глюз тэй!

- Саша, ты каждый день слышишь, как мы с бабушкой, и мать с отцом говорят на идиш – и не можешь его выучить? Английский в школе учишь? А что ты на нём можешь сказать? Смеёшься? Идиот… а спроси нас, что хочешь, задай любой вопрос, мы тебе на трёх языках ответим, на русском, молдавском и на идиш! Зельцер восыр – это зельцерская вода, а фисташки – такие орешки, не знаю, почему их сейчас нет. При румынах в городском парке было кафе, твоя бабка, когда была девушка, любила туда ходить, там подавали зельтерскую и мороженое с фисташками... да, она любит об этом вспоминать. Когда было лучше при румынах, или сейчас? При советской власти лучше. Конечно, при румынах можно было своё дело иметь. У нас было своё дело. Ты видел котлован, который вырыли для нового дома быта? Там отрыли фундамент, так это фундамент нашей маслобойки. Я не ошибаюсь. Откуда знаю? Как мне не знать! Я на этой маслобойке с братьями три года отработал! А что потом? Случился неурожай семечек, и мы разорились. Обанкротились! При румынах было трудно. Я месяцами без работы ходил! Белый хлеб видели только по праздникам… а молдаване в деревне хлеба не знали, одну мамалыгу ели. Нет, при советской власти лучше. Смотри, Саша, я тебе объясню: самое главное всегда - это накормить семью. И вот сейчас ты идёшь в магазин, покупаешь за двадцать шесть копеек белый хлеб, литр молока за копейки, сахар и рис, и варишь большой казан сладкой рисовой каши – и всё – обед готов, вся семья сытая! Это главное, а не мороженое с фисташками… Почта была? Дай мне, пожалуйста, «Известия».

1

- Что ты горбишься, сынок? Выпрями спину! Знаешь, как нас учили в армии? Смотреть нужно не в землю, а на десять -пятнадцать метров вперёд. Плечи расправь. Голову выше. Посмотри на меня, как я делаю. Вот. Вот так всё время и ходи. И осанка всегда будет у тебя хорошая. Опять сгорбился… Зря, сынок, ты не пошёл служить!

2

- Саша, подойди ко мне. Почему ты не выбежал к сетке? Не успел? Нужно успевать! Болтаешься на задней линии, как кишка! И что у тебя за осанка? Плечи согнул, живот выпятил… Ты же спортсмен. Теннисист. Выпрями спину! Втяни живот! Подними голову! Ладно… иди… поработай на стенке. Не знаю, что из тебя получится!

3

- Саша, у тебя вид идиота. Что не так? А я скажу. Плечи согнуты, живот выпячен. Ты что, не можешь разогнуть спину? Выпрямись, наконец! И почему с тебя всё время спадают штаны? Дырки в ремне не хватает? Так пробей. А может тебе подтяжки купить, а? Боже… где были мои глаза, когда я выходила за тебя замуж?

4

- Сашенька, а мне у тебя нравится. Встань, приготовь кофе. Я не понимаю, что ты всё время горбишься? А ну, выпрями спину! Говоришь, осанка такая? Глупости! Осанку можно исправить. Тебе нужно заниматься йогой, и делать позу «змеи». Ну, и что, что пятьдесят, миленький. Пятьдесят – ещё не вечер. Тонкое одеяло есть? Я тебя научу… Смотри, это же легко. Ты у меня будешь стройным, как юноша!

Когда мне было восемнадцать лет, я мечтал стать доцентом, кандидатом филологических наук. «Это же не жизнь, а сказка, - думал я тогда, - зарплата целых триста рублей, а делать особо ничего не нужно: читаешь в своё удовольствие лекции по литературе, ездишь на конференции, выступаешь на них с докладами и беседуешь с умными людьми, а девчонки на филфаке - спорить нечего – самые красивые!». И вот для того, чтобы превратить жизнь в сказку и стать учёным, я купил много умных книг по литературоведению, философии и русскому языку. Но мечта, к сожалению, или к счастью, так и не сбылась. А недавно, сделав ремонт, я разбирал библиотеку и понял, что эти книжки мне уже не нужны. Учёным не стану, да и читать их никогда больше не буду. И тогда подумал, что ведь и в наше время есть, наверное, молодые люди, мечтатели, которые спят и видят, как бы им стать кандидатами наук, а потом читать лекции, выступать на конференциях и получать большую зарплату. Нужно мои книжки им отдать. Я позвонил в ближайшую библиотеку и спросил, принимают ли они литературу? Приносите, сказали, а на вопрос, не отправится ли она прямиком в макулатуру, возмущённо ответили, что говорю глупости. Мне объяснили, что это неправда, что в наше время люди перестали читать, и ещё заверили - все книги, которые им отдают, разбирают студенты и знатоки литературы.
Вечером я позвонил поэту Шабанову.
- Дима, завтра нужна твоя помощь.
- Это надолго?
- Дело на час. Сначала отвезём книжки в библиотеку, а потом попьём водки и обсудим литературный процесс. Поговорим о потрясающем творческом взлёте поэта Сары Зельцер.
- А во сколько?
- Приходи в два.
С утра я сходил в магазин, купил бутылку «Столичной» и мешки для книг. Водку поставил в холодильник, а сам сел на пол, в комнате, у большой горы, состоящей из наваленных журналов и томов литературы, и стал её созерцать. На душе у меня было неспокойно. Я брал, вздыхая, то одну, то другую книгу, зачем-то перелистывал их, некоторые откладывал в сторону, а какие-то бросал обратно.
«Прощайте, друзья! – мысленно говорил я. - Прощай, «Знаковость», адьё, Ролан Барт и Бодрийяр, прощайте, милые, так и не прочитанные томики НЛО и Эткинда! Вы мне верно служили! Сколько раз приходившие гости, беспокойным взглядом скользнув по вашим цветным корешкам, с почтением думали: «А ведь здесь живёт не простой парень, а глубокий интеллектуал!». Новые владельцы, возможно, вас внимательней прочитают, простым, остро отточенным карандашом расставляя на ваших полях им одним понятные знаки, а мы расстаёмся навсегда!»
С горечью я представил себе молодого студента, который идёт по переулку, бережно прижимая к груди моего Бодрийяра, и возбуждённо, взахлёб, говорит по телефону:
«Вадик, Вадик, быстро в библиотеку, там какой-то чудак принёс ценные книги. Представляешь, раздают бесплатно французскую философию! Да. Лаку – Лабард есть. Беги скорей, пока всё не разобрали!». И тут чуть не расплакался и едва не передумал.
Наконец, в два часа пришёл Дима и, деловито взглянув на книги и мешки, спросил:
- Ну, что? Будем паковать?
У нас получилась одна большая икеевская сумка и четыре мешка. Мы спустили их вниз, к ожидавшему такси, и минут через пять подъехали к библиотеке.
- Сюда, сюда заносите, - распахивала перед нами двери пожилая дама, - ставьте мешки здесь. Потом можете их забрать.
- Нет уж. Берите вместе с мешками, - усмехнулся я.
Дима быстро стал разгружать сумку.
- Что же у вас так пусто? - спросил я с недоумением. – Где книги? Здесь одни старые журналы!
- Предыдущую партию всю разобрали.
- А это что? - сказал я указывая на шесть томов Шолом-Алейхема, одиноко лежащие на столе. – Их тоже кто-то берёт?
- Шолом-Алейхем? Он у нас уже два месяца. Его никто не хочет брать. А может… может… вы возьмёте?
- Шабанов, сумку!
Бережно, осторожно уложил тяжёлые, драгоценные тома классика. А потом сказал, улыбаясь непонятно чему:
- Пошли домой, Димочка, попьём водки и поговорим о Саре Зельцер. Думаю, Шолом-Алейхем возражать не будет.

Утром я сел писать новый рассказ, а за окном тучи, дождь, холод, и на душе как-то тяжело - текст не ладился. И вдруг я вспомнил песню из репертуара певицы Ксюши Арсеньевой:
Надела Катя новое платье
Надела нитку янтарных бус:
"Прощайте сёстры, прощайте братья
Прощай мамаша, я не вернусь!"
Я осторожно стал напевать её про себя, потом веселее, вслух, приготовил кофе. Неожиданно уныние и тоска чудесным образом куда-то улетучились. И бодро - весело пошла работа!

Кафе "Рассана" (зарисовка)
В проклятые девяностые я часто посещал кафе "Рассана". Оно находилось на улице Фурманова. Ходили туда разные люди. Там бывал поэт Бауэр, его всегда сопровождали красивые девочки, любил заходить врач и киновед Циткин, нередко там проводил время утончённый бандит Макс, безвременно ушедший от нас вначале двухтысячных. Я приходил один, или с поэтом Димой Г--ко, внуком профессора, он однажды показывал мне в своей квартире диванчик, на котором спал Бродский. А барменом в кафе работала Таня, позже она перешла в "Борей" и стала кинозвездой. За посещение туалета брали два рубля, плата небольшая, однако Дима платить не хотел, и ходил во двор, или в подъезд напротив. Он утверждал, что поступает так из экономии и из принципа, но я его не понимал. Киновед Циткин из-за туалета часто ругался с хозяйкой. Он говорил, что это жлобство, брать деньги, пусть и небольшие, в заведении, где торгуют пивом, хозяйка отвечала, что в наше время невозможно найти человека, который бесплатно убирал бы туалет, а кому не нравится её кафе, те могут найти себе другое место. Циткин умолкал, и шептал мне на ухо, что вызовет когда-нибудь санэпидемстанцию, но я знал, что он этого никогда не сделает. Ибо если он это сделает, где же ещё мы будем так приятно сидеть, пить пиво и вести такие умные - интеллектуальные разговоры?